РОМАНТИЗМ — понятие, условно употребляемое в литературоведении в применении к умонастроению нач. XIX в. и к литературной школе, являющейся его выражением. Р. возник на рубеже феодального и буржуазного строя и был не только по-разному социально обусловлен в различных странах, но и в каждой из них охватывал разные социальные слои, так же как и отдельные романтики на протяжении своей деятельности являлись выразителями разной классовой идеологии (Гюго). Основная черта р-ма — протест против действительности. Иногда она выражалась в повышенном индивидуализме или в настроениях ухода к прошлому, мировой скорби, иногда в форме пассивной лирики (Ламартин, Жуковский), или в формах действенных (Гете, Шиллер, Байрон). Немецкий р. — порождение аполитичности раздробленной Германии, философски обосновываемый уход к прошлому, в античность, в мир фантазии, иногда нарочитых ужасов. Р. во Франции — следствие послебонапартовской реакции, выражение психологии эмигрантской аристократии, феодально-католических и монархических настроений, средневековой мистики (Шатобриан). Английский р. в лице Байрона нашел мощное выражение субъективизма (титанизм), в лице Скотта и части озерной школы отразил настроения падающего феодализма.
Как революционизирующая литерат. формы школа р. противопоставлял себя во всех странах классицизму, отвергая обязательность его канонов и противопоставляя им свободу творчества (напр. нарушение «единств» в драме), местный колорит (требования экзотики, историческая верность), изучение народности (интерес к памятникам национальной старины), введение оригинальных (иногда патологических) персонажей, создание новых свободных и смешанных ритмов, форм, жанров. Теоретиками р-ма явились в Германии Шлегель и во Франции де Сталь. В развитии радикальной ветви р-ма значительную роль сыграли манифесты его представителей: Гюго (предисловие к «Кромвелю»), Виньи (предисл. к «Сен-Марсу»), итал. поэт Манцони (предисл. к «Обрученным» и письмо к Шовэ), сформулировавшие важнейшие отправные пункты р-ма и между прочим бросившие лозунг учебы у Шекспира, Гете, Шиллера и Скотта, в противовес учебе у «классиков». Особенно ожесточенной битва романтиков была во Франции, где традиции классицизма были особенно прочны. Р. в Англии шел более эволюционным путем, выражаясь в тяге к природе и к внедрению в литературные произведения элементов худож. реализма. Пушк. вошел в литературу в эпоху расцвета р-ма непосредственно за Жуковским. В сущности говоря, вся жестокая полемика, разгоревшаяся вокруг «Руслана и Людмилы», была возмущением старого поколения («недостойными предметами» и «мужицкими рифмами»). Имея это в виду, Пушк. объединил собрания высказываний взбешенных классиков в предисловии к новому изданию поэмы. Вяземский, считая Пушк. «первым нашим романтическим поэтом», сражаясь за р. с приверженцами «старой Парнасской династии», вел борьбу на материале пушкинского творчества (статья о «Кавк. пленн.» и предисловие к «Бахч. фонт.»). Он отстаивал существование новой школы, указывал на отсутствие у нас гениев другого лагеря, защищая введение новых слов и опытов, нарушающих застой. В предисловии к «Бахч. фонт.», суждения которого Пушк. назвал «неоспоримыми», Вяземский, начав с имен «Байрона и В. Скотта», вновь отстаивал языковое новаторство, провозглашал народность «не в правилах, но в чувствах» и «цвет местности», утверждал свободу заглавий и лирич. отступлений, законность «нечаянностей» и недосказанного. Сам Пушк. все время остро интересуется р., отождествляя его со свободным вдохновением («Отсутствие всяких правил»), одобряет Вяземского за то, что он первый «возвысил голос» за романтич. поэзию. Слово р. постоянно мелькает в его переписке.
В 1823 г. Пушк. полемизирует с мнением, что Шенье, романтик, предсказывает, что р. возродит во Франции «умершую поэзию». В 1827 г. он сообщает об «Онегине»: «Пишу пестрые строфы романтической поэмы», но вкладывает в понятие р. иной смысл, чем его друзья, поясняя: Раевский «ожидал от меня романтизма, нашел сатиру и цинизм». В шутливом письме к Родзянко Пушк. подчеркивает как признак романт. поэмы выбор экзотической героини. В 1825 г. в послании к нему же называет р. «парнасским афеизмом», в том же году пробует разобраться в сложном и расплывчатом понятии (письмо Вяземскому): «Когда я заметил, что все (даже и ты) имеют у нас самое темное понятие о романтизме, — об этом надобно будет на досуге потолковать». Его возмущает мнение Полевого, что р. не было в Италии («а он в Италии-то и возник»). Он считает в одном из набросков, что у нас «не имеют понятия» о р. и классицизме. В 1826 г. он говорит об этом же по поводу стихов Ленского («Онегин», гл. VI, стр. 23): «Так он писал темно и вяло, что романтизмом мы зовем, хоть романтизма тут нимало не вижу я». Задумав «Б. Годунова», он неизменно именует его «Романтической трагедией», обдумывает соответствующее предисловие к нему и уже в эту пору начинает упрекать как классиков, так и романтиков за их базирование на «правдоподобии», в то время как, по его мнению, драма исключает понятие правдоподобия. Поэтому своего «Годунова» он характеризует как истинный р. (письмо Бестужеву 1825 г. и Раевскому 1827 г.), имея в виду уничтожение «единств», введение прозы в драму, применение «народных законов драмы Шекспировой — в отличие от р., под которым у нас разумеют Ламартина». Он замечает вновь: «Сколько я ни читал о р., все не то; даже Кюхельбекер врет». В житейском смысле слова р. употребляется П-м в близком значении свободной индивидуальности, смеси оригинальности, смелости, бесшабашной авантюрности. Так, он замечает о декабристе Якубовиче: «в нем много, в самом деле, романтизма» и то же самое повторяет о в. кн. Константине, имея в виду «бурную его молодость», походы с Суворовым, вражду с Барклаем. В 1827 г. Пушк. приходит к убеждению, что р. у нас понимается неверно, что истинного р. не хотят и что его «трагедия — анахронизм». Он видит теперь, что даже Вяземский включил в число романтиков Озерова. Его возмущает Полевой (ср. «О делении Европы на классич. и романтич.» 1825) с его смешением Данте и Ламартина, он находит, что у нас не разобрались «в мутных, но шипящих источниках новой (романтической) поэзии». В 1830 г. Пушк. вновь упоминает о р. в заметках «О Шенье» (возражения французским критикам «Le Globe» и др.) и «О драме» (русские критики «признали романтизм, а на деле не только его не держатся, но по-детски нападают на него»). В 1834 г. в статье «О русск. литерат. с очерком французской» Пушк. вновь полемизирует с теми и другими критиками и дает наконец свое односторонне-формальное определение романтических стихотворений («те, которые не были известны древним, и те, в коих прежние формы изменились — или заменены другими»). Это формальное широкое определение заставило Пушк. в ряде черновиков той же статьи отнести к романтич. поэзии и Сервантеса, и Данте, и Ариосто, т. е. тем самым сделать понятие р. расплывчатым. В отличие от такого толкования в 1836 г. Пушк. называет Гюго и Виньи «писателями новейшей романтической школы» («О Мильтоне»). В том же смысле в рецензии на «Карелию» (1830) сказано, что Ф. Глинка не следует «ни готическому» (т. е. обращающемуся к средневековью), «ни новейшему романтизму». Сам Пушк., однако, прошел через «новейший» р. Сменив индивидуализм «байронических» поэм и свободу примыкающей к Шекспиру драматургии, он осуществляет «истинный романтизм», преодолевая черты ирреального, готического и сентиментального р. в историческом романе с местным колоритом, изучением документированного быта и социальных сторон, романа в стиле В. Скотта, приближающийся к художественному реализму.