ПОЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 1830—1831 г. и Пушк. Социальную сущность п. р. 1830—31 г. определил Ф. Энгельс в речи по польскому вопросу. «Польское восстание 1830 г. не было ни национальной, ни социальной или политической революцией; это была консервативная революция». Однако эта консервативная революция имела громадные последствия для будущих судеб польского народа и в значительной мере определила русско-польские отношения в течение всего XIX в. Польский вопрос на протяжении XIX в. был одним из тех вопросов русской общественной жизни, в котором наиболее рельефно проявились две идеологии, резко противоположные и враждебные — идеология революционной России и помещицко-дворянская со всеми ее оттенками и позднейшими ее видоизменениями, вызванными ходом русского исторического процесса. Карамзин в «Мнении русского гражданина» — записке, поданной Александру I 7 октября 1819 г., сформулировал взгляд помещицко-дворянской России на польский вопрос в таких выражениях: «Польша есть законное российское владение. Старых крепостей нет в политике. Восстановление Польши будет падением России, или сыновья наши обагрят своей кровью землю польскую и снова возьмут штурмом Прагу». Неожиданное восстание, быстро охватившее Царство Польское и перекидывающееся в Литву, неудачи русских войск в первые месяцы, вспыхнувшая холерная эпидемия, сопровождавшаяся бунтами, все это заставило русское правительство серьезно взглянуть на «варшавский бунт» и принять все меры к подавлению революции, которая роняла престиж николаевской России в глазах Западной Европы. Скорейшее подавление революции диктовалось и другими соображениями, как можно видеть из отзыва графа Канкрина на неизданную записку Опочинина: «Немалая часть ребеллов (мятежников), — писал Канкрин, — как думать должно, состоит из шляхты. Сомнительно, чтобы благоразумными внушениями можно бы укротить польское бешенство. Вообще, крайне нужно остерегаться, чтобы из польского бунта не сделался крестьянский». Пушк. р. вызвала сильную тревогу в помещицко-дворянской России, связанной с «губерниями, от Польши возвращенными», где к этому времени успело образоваться довольно многочисленное русское дворянство, получившее громадные имения еще во времена Екатерины. Из их среды уже с самого начала революции вышел ряд записок. По этим запискам можно проследить начало теоретических обоснований принципов николаевского абсолютизма: православия, самодержавия, народности. К моменту революции в Польше у Пушк. уже был сложившийся взгляд на польский вопрос. Его отношения к полякам вообще ясно формулированы в послании к гр. Олизару, написанном за шесть лет до революции 30 г. Пушк. видит в поляках врагов русского народа, вечно ведущих с ним борьбу. Еще будучи в лицее, Пушк. несомненно слышал разговоры о поляках, воюющих с Россией в войсках Наполеона. Мероприятия Александра I в отношении Польши встречали протест в тех кругах, где вращался Пушк. В 1820 г. на юге России Пушк. попал в общество Раевских, М. Ф Орлова — среду либерального дворянства 20-х годов XIX столетия, настроенную националистически по крайней мере по отношению Польши и поляков. Достаточно указать на мотивировку отказа Раевского гр. Олизару, который сватался за М. Н. Раевскую, на записку М. Ф. Орлова, поданную Александру I по поводу намерения последнего присоединить к Польше Литву, записку, вызванную чувством оскорбленного национального достоинства, которое Н. И. Тургенев характеризовал как патриотизм рабов. В отрывочных заметках Пушк. по поводу прочитанного и передуманного, помеченных 1822 г., мы встречаем такую запись: «Униженная Швеция и уничтоженная Польша — вот великие права Екатерины на благодарность русского народа» — что является достаточно характерным свидетельством направления формирующихся взглядов Пушк. на польский вопрос. Дружба и сношения Пушк. с пламенным польским патриотом А. Мицкевичем не изменила уже сложившихся взглядов Пушк. В письмах к разным лицам, в особенности к Е. М. Хитрово, Пушк. высказал свои взгляды на п. р. 1830 г., которые получили формулировку в произведениях: «Перед гробницею святой», «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», составляющих лирико-патриотическую трилогию. Она включает три темы, которые кратко могут быть формулированы так: беспокойство поэта за судьбы России, полемика с общественным мнением Западной Европы по польско-русскому вопросу и радость поэта по поводу победы. Почти во всех письмах, датированных 1830—31 г., Пушк. высказывает интерес к ходу событий на польско-русском фронте, он внимательно следит за доступной ему европейской прессой. Неудачи русских войск волнуют Пушк., который отлично понимал значение начавшейся войны в обстановке, крайне тяжелой для русского правительства, осложненной внутри страны эпидемией холеры, вызвавшей ряд бунтов, и в напряженной атмосфере внешней политики — события во Франции в связи с июльской революцией и отношение к ним Николая I. Стих. «Перед гробницею святой» отражает то тревожное и напряженное время, которое переживал Пушк. и которое было, по его словам, «чуть ли не столь грозное, как в 1812 г.». Следя за развивающимся ходом войны, Пушк. следит так же внимательно и за тем, что творится в Европе, как относятся там к п. р. Сочувствие Европы было на стороне поляков. Франц. пресса того времени полна нападок на Россию. Появляется ряд произведений, в которых находятся ярко полонофильские тенденции. Гюго, Беранже, Делавинь во Франции, Грильпальцер, Ленау, фон Платен, Кернер, Уланд в Германии и Австрии пишут произведения, высмеивающие грубую, варварскую Россию. Ответом на антирусскую кампанию, вызванную в Западной Европе русско-польской войной, является ода «Клеветникам России», вторая часть патриотической трилогии, канвой для которой служит письмо Пушк. к Вяземскому. Эта ода в широких кругах русского современного общества встретила восторженный прием и в течение всего XIX в. была программой консервативных слоев русского общества в польском вопросе, а формула «славянские ручьи сольются в русском море» стала для реакционных кругов боевым лозунгом в славянском вопросе. Третьей частью трилогии, вызванной п. р. 1830 г., является стихотворение «Бородинская годовщина», которое написано под непосредственным впечатлением известия о взятии Варшавы и в котором Пушк. дает формулировку размежевания границ между Россией и Польшей. Мнение Пушк. о границах между Польшей и Россией сформировалось под воздействием статьи М. Погодина «Исторические размышления об отношениях Польши к России», которую Пушк. знал еще до напечатания. Пушк. до конца своей жизни проявлял живой интерес к польскому вопросу, и взгляды его на этот вопрос не изменились. (Черновик II главы статьи о Радищеве, черновой набросок стих. «Ты просвещением свой разум осветил», письмо от 10 ноября 1836 г. князю Голицыну — переводчику на франц. язык оды «Клеветникам России»). Пушк. в своих взглядах на один из острых вопросов русской политической жизни всего XIX в. не поднялся выше идеологии того класса, представителем которого он был, и в понимании интересов России в польском вопросе не только не разошелся с авторами названных выше записок, но в художественной форме высказал то, что излагали они сухим, деловым языком.