«КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА» — роман, явившийся вершиной пушкинского прозаического стиля, завершением художественных исканий Пушк.-прозаика в области историко-социального вальтер-скоттовского романа, тесно связанный с «Историей Пугачева» и посвященный вопросу о классовой роли дворянства в изображаемую эпоху. На фоне этой «смутной» эпохи «истребления дворянского рода» задумал Пушк. слить романическое происшествие со строго проверенными историческими данными, показать героя-дворянина, силою вещей вынужденного занять двойственное положение по отношению к своему классу (Гринев), его разновидность — дворянина, прямо переходящего на сторону буржуазно-крестьянской революции, «изменившего» своему классу (Швабрин). Поэтому центральным пунктом романа является анализ психологии «измены», подчеркнутый Пушк. в эпиграфе к роману, взятом из арсенала старинной классовой мудрости: «Береги честь смолоду». Именно на этом скрещении «семейной хроники» с историческим романом Пушк. встретился с типом вальтер-скоттовского романа, используя и оживляя во многих случаях его сюжетные положения и приемы.
Уже самый ранний из планов «К. д.» (1850 г.?) о Шванвиче и Перфильеве свидетельствует (как это ясно из сопоставления с теми же именами в «Истории Пугачева») об интересе Пушк. как раз к именам этих двух «изменников». Вместе с тем «К. д.» впервые противопоставляется традиционно-патриотическому историческому русскому роману, что Пушк. начинал делать еще в эпоху своего «Рославлева». Как обычно, Пушк. разработал несколько планов-программ «К, д.», в которых герой называется то Шванвичем, то Башариным, то Буланиным, то Гриневым. Один из планов с именем Шванвича датирован 31 янв. 1833 г., т. е. писался одновременно с концом «Дубровского». Первоначально Пушк. предполагал вывести одного центрального героя (Шванвича), и только позднее его роль была распределена между Швабриным и Гриневым. Набросок оставленного потом предисловия помечен П-м 5 авг. 1833 г.; в другом наброске предисловия Пушк. писал: «Анекдот, служивший основанием повести, нами издаваемой, известен в Оренбургском крае. Читателю будет легко распознать нить истинного происшествия, проведенную сквозь вымыслы романтические, а для нас это было бы излишним трудом. Мы решились напечатать сие предисловие с совсем другим намерением. Несколько лет тому назад в одном из наших Альманахов напечатан был...» Возможно, что в последних словах, на которых запись обрывается, имеется в виду «Денница» (см.), где был напечатан «Буран» Аксакова, толкнувший П-на к собственному изображению бурана. Еще 30 июля 1833 г. Пушк. писал Мордвинову, что хочет «кончить книгу, давно им начатую» и что «это роман, коего большая часть действия происходит в Оренбурге и Казани». Получив от царя разрешение ехать за историческими материалами, Пушк. немедленно отправился в эти города. 6 дек. 1833 г. он сообщил Бенкендорфу: «Намерение мое было написать исторический роман, относящийся ко временам Пугачева, но, нашел множество драгоценных материалов (о сей любопытной эпохе), я оставил вымысел и написал "Историю Пугачевщины"». Между тем богатые фольклорные наблюдения, опросы современников Пугачева, осмотр мест, где он действовал, ожились и в форме романа, первые главы которого были представлены 27 сент., последние к октябрю 1836 г. Цензор Пушк. Корсаков нашел возможным напечатать «К. д.» лишь с небольшими ценз. изменениями и по просьбе П-на без его имени. Поясняя Корсакову обстоятельства возникновения сюжета «К. д.», Пушк. писал 25 окт. 1836 г.: «Имя девицы Мироновой вымышлено. Роман мой основан на предании, некогда слышанном мною, будто один из офицеров, изменивший своему долгу и перешедший в шайки пугачевские, был помилован императрицей по просьбе престарелого отца, кинувшегося ей в ноги. Роман, как изволите видеть, ушел далеко от истины». Весь роман сознательно стилизован П-м под хронику XVIII в., чем объясняются также попытки разных предисловий «издателей», только издающих доставшиеся им «семейные записки». Этим Пушк. хотел отодвинуть образ Гринева от самого себя, показать, что форма «я — романа» не позволяет все же отождествлять ни образа, ни мысли героя с самим автором. Это обнаруживается отчетливо, если сопоставить напр. всегда резко отрицательные мнения П-на об Екатерине («развратная государыня», «история откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками... Голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России») с тем традиционно-официозным, почти лубочным образом милостивой царицы, который дается в романе, сквозь глаза героев-дворян, в стиле «Записок Храповицкого» и др. источников этого же рода, бывших в руках у Пушк. Все это подтверждает мысли, что Пушк. необходимо было в романе, как и в комментарии к нему — «Истории Пугачева», — задрапировать истинное отношение к социальной стороне эпохи, рассчитывая на цензуру. Об этом же говорит, по-видимому, и изъятие самим П-м ХIII гл. романа, с картинами, хотя и условно, но все же определенно рисующими сцены крестьянского бунта, смерть на виселице бедного Ваньки. 2 нояб. Пушк. читал «К. д.» у Вяземского, отметившего «много интереса, движения и простоты». «К. д.» без XIII гл. появилась в 4 кн. «Современника» с подписью «Издатель», которую можно было толковать и как подпись издателя записок, и как подпись издателя журнала.