«КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК» — романтическая поэма Пушк., начатая в 1820 г. (гурзуфские наброски-планы), закончена 20 февр. 1821 г. в Каменке. Эпиграф первоначально предполагался из послания Вяземского к Я. Толстому (см.), но ввиду личных отношений Пушк. с последним был отброшен. Эпилог приписан 15 мая 1821 г. «К. п.» задуман в связи с увлечением Пушк. Байроном, его мятежными романтич. героями, социально одинокими и бегущими к природе; под влиянием построения его экзотических поэм, в подражание пейзажным картинам Байрона и Скотта, с этнографическими примечаниями, вводной национ. песней. Сюжет поэмы построен на модном в ранней романтической литературе трагическом положении, возникающем из любви европейца к девушке, не тронутой европейской культурой. Уже 29 апр. 1822 г. Пушк., соглашаясь с замечаниями Раевского, смог строго отнестись к «К. п.» в черновике письма к своему издателю — Гнедичу: «Недостатки этой повести, поэмы ли, чего вам угодно, так ясны, что я долго не мог решиться ее напечатать. Простота плана близко подходит к бедности изобретения, описание нравов черкесских (самое сносное место во всей поэме) не связано ни с каким происшествием и есть не что иное, как географическая статья или отчет путешественника. Характер главного лица, лучше сказать, единственного лица... приличен более роману нежели поэме...» и т. д. О том же Пушк. писал Горчакову из Кишинева: «Характер Пленника неудачен. Это доказывает, что я не гожусь в герои романтического стихотворения. Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодости XIX века... Вообще я своей поэмой очень недоволен и почитаю ее гораздо ниже Руслана, — хоть стихи в ней зрелее». Более спокойный отзыв о «К. п.» дал Пушк. позже, «Путеш. в Арзрум». Современники-«классики» отнеслись строго к «отсутствию порядка» в поэме. Дружественные отзывы дали М. Пушк., Плетнев и Вяземский, последний («Сын Отеч.», 1822, ч. 82, № 49) заговорил о «наступлении новой эры в истории русской поэзии», но в письме к А. Тургеневу он так же, как впоследствии об антипольских стихах П-на, резко отозвался об эпилоге «К. п.», о политическом восторге, приведшем П-на к шовинизму: «Что за герой Котляревский, Ермолов? Что тут хорошего, что он, как черная зараза, губил, ничтожил племена? От такой славы кровь стынет в жилах, и волосы дыбом становятся. Если мы просвещали бы племена, то было бы что воспеть. Поэзия — не союзница палачей; политике они могут быть нужны, — и тогда суду истории решить, можно ли ее оправдывать или нет; но гимны поэта никогда не должны быть славословием резни. Мне досадно на П-на». Только в 1829 г., в «Путеш. в Арзрум», рисуя войну по личным впечатлениям, а не по трафаретному представлению о завоевателях-героях, Пушк. мог стать на точку зрения Вяземского. Чаадаев также, по признанию П-на, «вымыл ему голову» за другое — за то, что герой «не достаточно пресыщен». «К. п.» в 1823 г. был переделан в балет знаменитым Дидло и шел в обеих столицах. Пушк. просил брата: «пиши мне о Дидло, об черкешенке Истоминой, за которой я когда-то волочился, подобно "Кавказскому пленнику"». Успех «К. п.» выразился также в большом количестве подражаний ему.